Чашка; фарфор, орнаментальная роспись золотом с рельефным мастичным декором, лепнина, позолота. По тулову полихромная живописная миниатюра "Vue de la Grotte des Chevres sur l'Etna (вид Грота серны близ Этны)", как гласит надпись над изображением в прямоугольном мастичного золота картуше. Марка "шит"- подглазурный кобальт; шифр года производства "99" - в тесте. Вена, Аугартен, Императорская фарфоровая мануфактура, 1799 год. Состояние: превосходное!
О, как же сложно воспроизводить симфонию чувств, касающуюся столь изысканного произведения, как эта фарфоровая чашка, украшенная миниатюрой, что представлена вашему вниманию! Оживают в моей памяти образы, словно из временной завесы, окунающие в безмятежность античной эпохи – эпохи, которая заверяла мир в красоте, изяществе и гармонии. Однако, говорая открыто и честно, в недоумении и растерянности обращаюсь к ней, не в силах скрыть собственных восприятий, дабы не обидеть дух искусства.
На первый взгляд, изумительная фарфоровая чашка с полихромной миниатюрой, на которой изображены три статуи, облачённые в великолепные драпировки, может показаться истинным шедевром эстетического выражения. Их изящные силуэты, напоминание о греческих и римских богинях, словно вписаны в сказочное влечение к вырисовыванию идеальных форм, призывающим к познанию красоты и совершенства. Под защищающим сенью деревом они, как трёхпросветные нимфы, кажутся вечно отрешёнными от суеты, воссоздавая ту невидимую связь между природой и искусством.
Однако, увы, чем больше я всматриваюсь в эту фигурку, тем ярче раскрывается передо мной ряд недочётов, чреватых холодным шёпотом разочарования. Взгляд наш замедляется, и, как будто с каждым новым мгновением, чашка теряет свой шарм, как будто под давлением излишнего светила. Возникает чувство, что художник не сумел уловить ту безмятежную ауру, что должна была бы исходить от своих героинь, создавая настрой, погружающий зрителя в влюблённость и упоение красотой. Их выражения, как будто застывшие в неподвижности, лишены глубины и выразительности, гипнотическая сила, присущая живописи в её лучшем проявлении, кажется, уступила место бесформенности и неуместной сюрреалистичной атмосфере.
Элузорная натура, заключённая в минималистичном золотом орнаменте по краю, кажется, призвана придать дополнительную изысканность. И всё же, эта пытливость к роскоши лишь подчеркивает тревожный диссонанс, порождённый неуместным сочетанием простоты и сложности. Ведь изысканный блеск золота не должен отвлекать от самих образов, но здесь он, увы, чрезмерно навязчив, подчеркивая несуразность контраста и уводя наше внимание от самой идеи, которую должен был бы принести этот предмет искусства. Он будто зловеще шепчет: "Смотри на меня, я изысканный!" - но при этом отталкивает искренний взгляд искусствоведа, стремящегося увидеть глубину и смысл.
Примечания о первозданных временах венской фарфоровой мануфактуры, очаровывающей своей историей и традициями, также не могут успокоить ранимую душу, жаждущую настоящего величия. Да, это изделие вероятно относится к тем славным временам, когда упорный труд, вдохновлённый классической эстетикой, стремился создать что-то, что бы действительно могло гордиться. Но теперь, в свете современных реалий, когда воспроизводятся лишь тени былого без должного преемства, скажем прямо, создаётся ощущение поверхностного подхода к такому делу. Эта чашка ломает в цепи преемственности свои идеалы, став лишь предметом интерьера, без надлежащего художественного выражения, что так необходимо для настоящего шедевра.
К великому сожалению, утрачивается та сама волшебная связь с культурным наследием, которой эта чашка могла бы служить. Имеет смысл задаться вопросом: что же стало причиной такого ослабления? Разум, который нам вменён для понимания искусства, снова и снова полон печали, глядя на это изысканное, но, к сожалению, холодное создание. Оно требует у нас прощения за те недочёты, которые отбирают у нас возможность полного восхищения, погружая в смешанные чувства.
В заключение, дорогие любители изобразительного искусства, станьте свидетелями этой борьбы, этой искажённой красоты, что таится в фарфоровой чаше с античной миниатюрой. Давайте с уважением воспримем то, что увядает под призматическим светом глядящих глаз, и сделаем выводы из тех совершенств, которые мы, повторяю, столь горячо жаждем увидеть. Надеюсь, что впереди нас ждёт время, когда подобные работы вновь обретут утраченное великолепие, возвращая современности тот дух ценности и красоты, коими они могли бы воссиять без тени сомнений.
Способы оплаты уточняйте у продавца при оформлении покупки
Доставка по договоренности
Способы доставки уточняйте у продавца при оформлении покупки
Примерные расценки по России
от 180 ₽
от 180 ₽
от 180 ₽
Венский фарфоровый завод, Роял Вена, Royal Vienna
Описание
Венский фарфоровый завод — одно из старейших предприятий по выпуску фарфора в Европе (на втором месте после Мейсена). Его основали в 1718 году близ Вены (местечко Альзергрунд). Тонкостенная керамика ценилась тогда дороже золота. Рецепт мейсенского фарфора хранили в строжайшей тайне. Тех немногих людей (заводских химиков-технологов), которым он был известен, называли арканистами, что в переводе означает «чародеи». Саксонскому князю Клавдию Дю Пакье удалось переманить из Мейсена в Вену нескольких мастеров-фарфористов и с их помощью создать вторую в Старом Свете фарфоровую мануфактуру. Императорский двор был заинтересован в развитии производства, которое должно было составить конкуренцию китайскому фарфору и обеспечить пополнение казны. Предприятие получило монополию на производство «белого золота» во владениях Габсбургов. Но несмотря на мощную государственную поддержку завод увяз в долгах. В середине 1740-х годов его выкупила императрица.Изделия отличались от продукции Мейсенской мануфактуры, были не белоснежного, а кремового цвета, их ярко раскрашивали глазурями. В стране не было запасов каолиновых глин, благодаря которым масса получалась ослепительно белой. В период с середины 1740-х до середины 1780-х гг. мануфактура производит небольшие скульптуры. Изображали жанровые бытовые сценки: девушки с букетами цветов, дети с игрушками и конфетами. Для продукции того времени характерен стиль рококо. Мастера тщательно прорабатывали элементы одежды: кружева, банты на туфлях, локоны, складки. Придавали героям оживленные позы. Изделия не маркировались. Возможно, автором скульптурных форм был сам управляющий. Император Иосиф II желал продать убыточный завод, но покупатель не находился. Он принял решение найти толкового управляющего. Таким человеком стал Конрад Зоргенталь. Он уже вывел два предприятия, принадлежавших императорскому двору, на безубыточное производство. К тому же Зоргенталь обладал превосходным художественным вкусом. Он сделал ставку на сложную роспись по фарфору, чтобы отличаться от своих главных конкурентов — Мейсена и Серва. Художники стали творить в стиле классицизма, копировать античные сюжеты. На завод принимали только лучших выпускников Венской Академии Искусств. Один из них в начале 1790-х годов изобрел ярко-голубую краску. Предприятие стало приносить прибыль. Благодаря художнику К.А. Котгассеру в росписи тонкостенной керамики появились элементы бидермейера. Этот стиль появился в европейском искусстве в первой половине 19 века. Его считают переходным между неоклассицизмом и романтизмом. Стиль сочетает в себе пышность ампира с камерностью и сентиментальностью романтизма и идеализма, отражает вкусы нового буржуазного класса. Фарфористы декорировали изделия пейзажами, создавали предметы с монохромной росписью «под гравюру» (гризайль). В 1780-1790 гг. скульптурной, а позднее и живописной мастерской руководил А. Грасси. При нем стали изготавливать бисквитные фигуры и бюсты. Помимо традиционных мифологических сюжетов появились «помпейские» мотивы, воспроизведение картин знаменитых художников того времени. Из-за Наполеоновских войн предприятие оказалось на грани краха. Благодаря Венскому конгрессу, на котором присутствовали страны-победительницы, наметился некоторый подъем. Монархам иностранных государств преподносили роскошные подарки из «белого золота», они с удовольствием посещали мануфактуру. Но в 1864 году предприятие закрывается, не выдержав конкуренции с дешевым чешским фарфором. Традиции Венской мануфактуры продолжил Аугартенский фарфоровый завод, открытый в 1923 году. Die Wiener Porzellanmanufaktur (Kaiserlich privilegierte Porcellain Fabrique) war eine Porzellanmanufaktur in Wien-Alsergrund, die 1718 gegründet wurde und bis 1864 bestand; sie war nach Meißen die zweitälteste Porzellanmanufaktur Europas.
О, как же сложно воспроизводить симфонию чувств, касающуюся столь изысканного произведения, как эта фарфоровая чашка, украшенная миниатюрой, что представлена вашему вниманию! Оживают в моей памяти образы, словно из временной завесы, окунающие в безмятежность античной эпохи – эпохи, которая заверяла мир в красоте, изяществе и гармонии. Однако, говорая открыто и честно, в недоумении и растерянности обращаюсь к ней, не в силах скрыть собственных восприятий, дабы не обидеть дух искусства.
На первый взгляд, изумительная фарфоровая чашка с полихромной миниатюрой, на которой изображены три статуи, облачённые в великолепные драпировки, может показаться истинным шедевром эстетического выражения. Их изящные силуэты, напоминание о греческих и римских богинях, словно вписаны в сказочное влечение к вырисовыванию идеальных форм, призывающим к познанию красоты и совершенства. Под защищающим сенью деревом они, как трёхпросветные нимфы, кажутся вечно отрешёнными от суеты, воссоздавая ту невидимую связь между природой и искусством.
Однако, увы, чем больше я всматриваюсь в эту фигурку, тем ярче раскрывается передо мной ряд недочётов, чреватых холодным шёпотом разочарования. Взгляд наш замедляется, и, как будто с каждым новым мгновением, чашка теряет свой шарм, как будто под давлением излишнего светила. Возникает чувство, что художник не сумел уловить ту безмятежную ауру, что должна была бы исходить от своих героинь, создавая настрой, погружающий зрителя в влюблённость и упоение красотой. Их выражения, как будто застывшие в неподвижности, лишены глубины и выразительности, гипнотическая сила, присущая живописи в её лучшем проявлении, кажется, уступила место бесформенности и неуместной сюрреалистичной атмосфере.
Элузорная натура, заключённая в минималистичном золотом орнаменте по краю, кажется, призвана придать дополнительную изысканность. И всё же, эта пытливость к роскоши лишь подчеркивает тревожный диссонанс, порождённый неуместным сочетанием простоты и сложности. Ведь изысканный блеск золота не должен отвлекать от самих образов, но здесь он, увы, чрезмерно навязчив, подчеркивая несуразность контраста и уводя наше внимание от самой идеи, которую должен был бы принести этот предмет искусства. Он будто зловеще шепчет: "Смотри на меня, я изысканный!" - но при этом отталкивает искренний взгляд искусствоведа, стремящегося увидеть глубину и смысл.
Примечания о первозданных временах венской фарфоровой мануфактуры, очаровывающей своей историей и традициями, также не могут успокоить ранимую душу, жаждущую настоящего величия. Да, это изделие вероятно относится к тем славным временам, когда упорный труд, вдохновлённый классической эстетикой, стремился создать что-то, что бы действительно могло гордиться. Но теперь, в свете современных реалий, когда воспроизводятся лишь тени былого без должного преемства, скажем прямо, создаётся ощущение поверхностного подхода к такому делу. Эта чашка ломает в цепи преемственности свои идеалы, став лишь предметом интерьера, без надлежащего художественного выражения, что так необходимо для настоящего шедевра.
К великому сожалению, утрачивается та сама волшебная связь с культурным наследием, которой эта чашка могла бы служить. Имеет смысл задаться вопросом: что же стало причиной такого ослабления? Разум, который нам вменён для понимания искусства, снова и снова полон печали, глядя на это изысканное, но, к сожалению, холодное создание. Оно требует у нас прощения за те недочёты, которые отбирают у нас возможность полного восхищения, погружая в смешанные чувства.
В заключение, дорогие любители изобразительного искусства, станьте свидетелями этой борьбы, этой искажённой красоты, что таится в фарфоровой чаше с античной миниатюрой. Давайте с уважением воспримем то, что увядает под призматическим светом глядящих глаз, и сделаем выводы из тех совершенств, которые мы, повторяю, столь горячо жаждем увидеть. Надеюсь, что впереди нас ждёт время, когда подобные работы вновь обретут утраченное великолепие, возвращая современности тот дух ценности и красоты, коими они могли бы воссиять без тени сомнений.